Покои Валиде он уже навестил ранним утром. Плохо начинать такой день без ее благословения, ведь эта женщина привыкла к власти, поэтому стоило немного потешить ее самолюбие, прежде, чем он увидит свою жену. Признаться, даже в дальних походах, Мурад умудрялся хоть и изредка, но радовать султана симпатичными гуриями. Поэтому расставание с женой и гаремом не было таким тяжким бременем. Но стоило ему шагнуть в покои Хюррем и увидеть ее со спины, смотреть, как она медленно поворачивается к нему, ради этого стоило жить и завоевывать. И ради того, кого она носила под сердцем. Никто не сказал ему о великом счастье, и в письме не обмолвился, но и к лучшему, султан продолжал думать лишь о победе. А теперь, сам Аллах говорил ему о правильности завоевания Константинополя. Ковком он велел рабыням Бас-Кадины покинуть покои, все они медленно прошли спиной к двери и вышли поочередно. И только теперь, после официального приветствия, Баязет подошел к женщине, приподнял ее за подбородок. Приветствия, при которых следовало целовать подол его одежд сейчас было неуместным, она носила ребенка, а значит ее положение возносилось до небес. Он смотрел в ее глаза и ничего не говорил, лишь едва заметно улыбался, рассматривая каждую черточку ее лица. Каким сложным был их путь к этому величию. После смерти великого владыки и после того, как его старшие братья погибли в боях, он стал султаном, его мать - Валиде, а Хюррем получила ту власть, о которой мечтала. И возможно только теперь поняла, что получив власть, она потеряла время с любимым мужем.
Не стал он спрашивать у нее нравятся ли ей ее новые покои, не стал справляться о самочувствии, не стал и дарить ей подарок, который должно подарить, он сам сделает его для нее, как только приносят весть о беременности жены или наложницы, он лишь подхватил ее на руки и отнес на широкую кровать, со смехом укладывая ее на подушки.
- Сам Аллах шлет мне знак, что завоевания эти от его имени. 
Султан нежно касается ладонью живота своей жены, который уже заметен под одеждами. Конечно, в последнюю ночь перед походом она понесла от него.
- Хюррем, ... моя Хюррем, султан моего сердца. Почему я узнаю об этом от Валиде в первый день вашего приезда? Когда я должен был узнать об этом от Мустафы, когда он принесет мне письма и вести из дворца Коп-Капы.
Он не осуждал ее, понимал. И у них снова было так мало времени, уже через час состоится совет, на котором будут решаться судьбы некоторых ромеев, в том числе и судьба младшего сына Константина. Юноша остался в живых и казнить его было нельзя. По закону Пророка Баязет не мог преследовать поверженных, которые пустились в бегство, так же, как и слабых. А Александр был по сути еще ребенком.
- Кого ты носишь под сердцем? Кого Аллах даровал тебе, еще одного шехзаде, чтобы Ему было втройне сложнее выбирать или красавицу-дочку?

Многие во дворце Ком-капы считали Хюррем ведьмой, которая околдовала султана, ведь ни одна юная гурия не задерживалась в его постели дольше, чем на одну ночь, а когда впервые эта славянская княжна прошла по золотой тропе в его покои, то провела там два дня, пока государственные дела не украли юного принца у нее. Тогда он был еще юн, слишком влюбчив, очень горделив, слишком рано для нее она родила ему маленького шехзаде, а спустя год еще одного. Потом, видимо соскучившись по ласкам мужа она решила повременить с детьми. Ведь даже Валиде до сих пор считала девушку колдуньей, хотя, кажется их отношения наладились. Во-истину, большая семья - это большое счастье.
Дочка, еще одна малышка дочка, которую можно баловать всячески и хвалиться ее красотой. Его Самира уже совсем взрослая, ту пора выдавать замуж, а взамен одному веселому смеху, Хюррем подарит ему другой.
- Дочка.
Он был по-настоящему счастлив, и благодарен, ведь жестокие законы османов гласили о том, что если один брат противостоит другому, в живых должен остаться только один, дабы раздоров не было внутри Империи. Баязет первым из султанов нарушил эту священную и между тем ужасную традицию, за что Валиде была ему безумно благодарна, хотя его младший брат не был ей родным сыном.
И конечно не дала ему его красавица долго наслаждать лишь ее неувядающей красотой, как заговорила о сыне. Судьба Сулеймана и Карима волновала и его не меньше. Сулейман был еще молод для того, чтобы будущая власть кружила ему голову, и Хюррем была права, ему нужна была женщина, не наложница из гарема, которая лишь мечтает понести от него и стать госпожой. Возможно Хюррем нашла для него достойную, когда Султан был в походе.
- Где же найти такую гурию, которая будет любить его не за то, что он главный шехзаде?
Задавал он вопрос между делом, сейчас же более всего желал дотронуться пальцами до ее кожи, раз уж в ближайшее время пройти по золотой тропе ей будет не суждено, ведь она носит ребенка, а значит с любовью придется подождать. Развернув шелковые ткани на женщине, словно разворачивая подарок, он припал губами в ее животу. Прекрасно помня чувство, когда позднее малыш начнет толкать своими ножками, ведь девочки тоже показывают свой характер. Он помнил, как Самира доставляла таким поведением неудобства своей маме, красавице Махидевран, толкалась пуще ее старших братьев.

Баязет вздохнул, прекрасно понимая, что Хюррем готовилась к этому разговору, готовился и он, только пытался откладывать его так долго, как только ему позволяла совесть. Давно уже он должен был объявить о наследнике, чтобы не дай Аллах, в его государстве поселилась смута. Все знали, что по законам старший из сыновей займет трон, Сулейман обладал всеми качествами, но еще был слишком юн. К тому же, никто и не говорил о скорой смене правителя. Константинополь - мечта отца Баязета, взят, более в ближайшее время походов не предвидеться, потому что нужно было укрепить границы новых владений, обратить неверных в веру Пророка и спасителя.
- Я расскажу тебе одну историю, моя Хюррем. Как сын твой ослушался воли падишаха. Войну придумал не я, госпожа моя, я лишь несу слово Пророка и волю всевышнего, обрекая неверных на вечные муки и тех, кто примет новую веру - на вечную жизнь. Сулейман, проникнув в самое сердце дворца не перерубил на корню последнее семя Константина, мужского роду. Его младший сын жив и сейчас заточен в темницу, по закону Аллаха не могу я поднять меч на беззащитного. С ним была дева, юная. Сам я ее не видел, но Сулейман сказал, что не смог поднять меч на юношу, потому как по одному ее приказу ромеи опустили свои мечи. Где это видано, чтобы девушка, пусть даже принцесса могла приказывать войнам? Такую женщин ты хочешь своему сыну, под стать себе?
Сулейман улыбнулся, вспоминая, как пришлось ему наказать совсем еще юную наложницу свою, как потом он сам ухаживал за ней, как сверепела его мать, что он, вопреки законам востока, словно околдованный, возносил ее до небес и называл женою своей, когда она еще не родила, но уже носила шехзаде Сулеймана. Все ровно было ему на то, каким богам она молилась тогда, но мальчика все же удалось родить столь юной прелестнице и занять прочное место в его сердце, тоже еще молодом и неопытном. Им повезло, повезет ли также плоду их любви?
- Не прошло и двух лун, как юная принцесса попыталась сбежать, была поймана на площади, так как знает этот дворец. Была наказана подобно тебе, когда ты была еще девочкой. Как ругался наш добрый друг Ага-Кизляр, когда увидел это. Таким союзом мы, пожалуй, сможем окончательно покорить ромеев, этот гордый народ не признает никаких благ от османов.
Баязет чуть приподнялся, рассматривая свою красавицу жену, вдыхая дивный аромат корицы, который источали ее волосы, корицы и яблок.
- Так тому и быть. Объявим о скорой свадьбе через два дня. До этого, держи принцессу подле себя, чтобы снова не натворила дел.

- Ох и ты не первая, султан моего сердца, кто сватает принцессу Сулейману. По всей видимости, сам Аллах встал на защиту этой неверной. Склони ее гордыню, она должна принять мусульманство. И не говори ей раньше времени, что ее брат находится в заточении, пусть это будет не твоя карта. Пока я буду на совете, позови ее к себе и посмотри на свою будущую невестку, но не говори ей пока о ее судьбе.
Конечно Айжин следовало быть благодарной, что она не стала рабыней, а жила вместе с наложницами в гареме, наложницей при этом не являясь. Отдать ее Сулеману - верный шаг, который окончательно склонит свей ромеев к вере Пророка. Когда они увидят, что их любимая принцесса приняла правильную веру, они поймут, за кем им нужно следовать, и они последуют за ней, а она будет принадлежать его сыну, шехзаде, наследнику. Сейчас султану казалось, что именно в его светлую голову пришла эта замечательная идея, что ж, пусть так и будет. А пока его драгоценная Бас-Кадина была столь близко, сложно было думать о правилах близости во время того, как женщина ждет малыша. красавица-дочка, обязательно похожая на маму. Еще одно оружие будущего. Воевать можно вечно, но есть и страны, с которыми лучше заключать союзы, поэтому девочка - тоже большая радость.
- Ты похудела, Хюррем, хотя должна поправляться. Снова отказывалась от еды? Такое путешествие для тебя было опасным, поэтому ты не сказала, что ждешь ребенка, тогда до родов я бы оставил тебя во дворце Коп-Капы.
Он не ругал ее, что толку ругать, если сделанного не воротишь. С ребенком все в порядке, к тому же, когда Хюррем носила детей, к ней был приставлен один из самых лучших лекарей империи.
- Хорошо, что детский смех, но сперва и детским плачем придется насладиться.
Баязел любил малышей, любил держать их на руках, но когда они начинали плакать, он просто не знал, куда деваться. Обычно в такие моменты их матери брали их на руки и успокаивали, но удивительно, что дети редко плакали на его руках, наверно знали, что падишах держит их, что это редкие моменты в их жизни. Конечно, когда Сулейман и Карим были еще малышами, Баязет еще не был падишахом, он даже первым наследником не был, но Аллах решил иначе, и теперь он видел, что всевышний сделал правильный выбор, об этом говорят завоевания и счастье.

Женщины с женщинами пусть сами разбираются, его дело - война и мир в государстве, как ни парадоксально это звучит. Совет был прав, сейчас нужно было наладить торговлю, поднять налоги неверным, а обращенных в новую веру напротив, поощрить. Сейчас во дворец потянутся просящие, которые будут писать свои просьбы на специальной бумаге, затем султан выберет из них несколько наугад, как Аллах пожелает, и выполнит эти просьбы, если они покажутся ему дельными, ежели нет - объяснит, почему делать подобного владыка не будет.
Он улыбнулся, его забавляло поведение женщины, он давно привык к ее подобным переменам, особенно, когда она носила шехзаде. Ведь он прекрасно знал, какой дикостью для нее были слова Валиде о том, что ее жизнь ничего не значит, важно лишь сохранить жизнь ребенка, которого она носит. И когда наложница избавлялась от этого бремени первым делом всегда спрашивали, как дитя, здоровый ли шехзаде родился, все ли хорошо. А уж потом, между делом, интересовались здоровьем матери. Но для Баязета все было иначе, он воспринимал свою Хюррем не просто как мать наследников, а как женщину, которую он любит, которой посвящает стихи и о которой вспоминает в каждой битве своей и в каждой полученной ране. Они с Саидом придумали легенду о том, что ни один меч неверного не может коснуться султана, что все вражеские стрелы пролетают мимо него, упираясь в невидимую, возведенную самим Всевышним стену, поэтому каждая рана скрывалась и обрабатывалась доверенным лекарем, каждый шрам скрывался, и только прекрасные гурии видели их, но их уста навсегда останутся сомкнутыми, если они не хотят лишиться головы. Поэтому Османы всегда были уверены в победе, так как Аллах ведет их и защищает своей милостью их владыку, а женщины, единственные, кто знали о том, что их господин смертен, молились каждый день, чтобы он вернулся с похода живым и с победой.
- Обижаешься на меня.
С улыбкой спросил он разглядывая ее ровный стан, гордую осанку, касаясь пальцами едва-едва шелка ее платья.
- Ты знаешь, Хюррем, когда ты носишь ребенка, он главное, не твои желания и не мои, а лишь его сохранность. Столь долгое путешествие было для тебя опасным, для нее, для моей дочери. Почему ты грустишь? Я здесь, твои сыновья живы и здоровы, в твоей комнате скоро снова будет малыш, дочка теперь всегда будет с тобой. Это ведь не мальчик, ее воспитанием полностью будешь заниматься ты сама. Никто не будет забирать у тебя ребенка ни в какую школу, ты сама будешь учить ее, читать, писать, вышивать своему отцу красивые рубашки. А потом ты будешь выдавать ее замуж.
О юном Александре говорить не хотелось и думать тоже. Лучше бы он захворал, да и сгнил бы в темнице. Но, если его сестра будет противится воле Владыки, он может быть хорошим стимулом.