Так странно. Казалось бы, прошло не так уж много времени с того момента, как пал Константинополь, а его улицы омылись кровью тех, кто защищал город до последнего. Еще не так давно, они с Катериной молились вместе  о спасении, чтобы Господь отринул войска варваров, детей дьявола, коими их называли на Западе. Конечно, они дети дьявола эти смуглые лица, словно жарились в адском пламене, горящие злобой глаза, жестокость, какой не может быть наделен простой человек, - таким предстали перед Таминой дети Пророка. Однако вскоре она узрела и другую сторону их жизни, сокрытую от Запада и обросшую множеством слухов.  Варвары оказались только варами наполовину, по сути их, их жестокости, но у них были и чудесные песни, музыка, поэзия, они оказались тоже людьми, которые умели любить и страдать, но просто будто из другого мира. Все перевернулось в жизни еще вчерашней дочери высокого сановника. Сегодня она рабыня, но если это та цена, чтобы остаться рядом с подругой и сберечь честь, то Тамина с радостью ее заплатит. Будучи девушкой далеко не глупой, она быстро уяснила главные законы жизни в гареме и поняла, что рабыни по сути своей намного более свободны, особенно если подчиняются законам. Здесь ей вспомнилось изречение Цицерона "Мы должны быть рабами законов, чтобы стать свободными".  Так мало времени прошло, но казалось, что все было так давно, что былая жизнь с каждым днем  растворяется в пелене прошлого. И все же не так много воды утекло, чтобы Тамина еще не переставала надеяться, что однажды она выберется из этого ада, вернется в лоно Запада. Хотя, что ждет ее там? Католики были не большими друзьями, чем муслимы, но ведь не может так быстро и бесследно исчезнуть Византийская империя. В это не хотелось верить. Именно за такими размышлениями, занимающуюся обычными делами ее застала  доверенная служанка Валиде, которая сообщила, что мать султана желает видеть Тамину.  Что-то подсказывало ромейки, что Валиде хочет видеть ее не просто так. Эту женщину она видела довольно часто, но всегда издалека. Насколько понимала Тамина Валиде это что-то вроде султана в гареме, высшая власть и заставлять ее ждать себе дороже. Так что, отложив все свои дела в сторону, ромейка направилась в покои, одни из тех в которых некогда обитали представители царской семьи. Стены дворца, казалось, еще хранили воспоминания о тех, кто покинул его волею судьбы. Перед дверями в покои мастери султана Тамина вдохнула глубоко, пытаясь успокоить то внутреннее предчувствие, которое не сулило ей ничего хорошего. Двери открылись, и она вошла во внутрь.
- Валиде, - прозвучал в комнате спокойный голос и лишь очень наблюдательный человек, услышал бы в нем едва уловимые нотки волнения. Тамина присела, приветствуя Зейнаб. Она стояла, не поднимая глаз в ожидании, терзаемая вопросом, что могло понадобиться Валиде от простой рабыни.

Дитя мое. Это обращение кольнуло в сердце, как и нежный голос, которым оно было обращено. Так ее называла мать, когда Тамина приходила к ней, иногда чтобы поделиться своими печалями. Ромейка отчетливо вспомнила, словно это было здесь и сейчас, как она клала голову на колени к матушке, а та гладила ее по волосам и говорила: "Дитя мое, не печалься, поведай, что тебя тревожит". Так ее называл отец, когда она приходила к нему в кабинет поздно вечером. Отец устало улыбался, а она подходила сзади и чуть приобнимала его, говоря: "Папенька, Вы совершенно себя не бережете", а он отвечал, касаясь ладонью щеки дочери: "Дитя мое, к сожалению, дела государства не терпят промедлений". Ромейка чуть тряхнула головой, прогоняя наваждение. Нет, эта женщина не мать и не отец, и разве не ей говаривала матушка, что самым нежным голосом произносятся ужасные вещи, и с самой прекрасной улыбкой совершаются жестокости. Валиде же была без сомнения умной женщиной, к тому же имевшей богатый жизненный опыт за плечами, с которым как бы не была умна, молодость не сможет тягаться. К тому же эта женщина обладала поистине значительной властью, а, следовательно, с ней нужно было быть особенно осторожной. Ведь если Валиде захочет от нее избавиться, то никто ее не сможет спасти, об этом перешептывались не только служанки, но и наложницы.
Тамина приблизилась к матери султана и села на одну из подушек у ее ног. Воистину этот обычай сидеть на полу, на подушках, был для ромеев не столь диким, как скажем для латинян. Ведь долгое время, даже когда в домах появилась мебель, сохранялась традиция, на пиру у императора лежать на манер как это делали в Римской империи. Правда, сие время Тамина в силу молодости не застала, но была наслышана. От того ей по началу и, казалось, не очень удобным есть сидя на полу практически, но все же не было диким.  К тому же человек такое существо, которое быстро ко всему привыкает.
Тем временем Валиде попросила дать ей руку. Признаться, девушка пусть и мгновение, но заколебалась, не зная чего ожидать. И все же ее рука легла поверх поданной ей руки. От прикосновения по коже пробежали мурашки. Нет, все-таки османы были для нее непонятными людьми и каждый раз, когда ей казалось, что она хоть на шаг да продвинулась в их понимании, они совершали что-то, что отталкивало на шаг назад.  Вот и сейчас это действо Валиде было таким непонятным и тем более настораживающим. Как бы Тамина не готовилась услышать любую новость, подготовиться к чему-либо, но последние слова Валиде, напугали ее. От собственного имени девушка вздрогнула, словно ее кнутом ударили по спине.  Мысли лихорадочно метались в голове. И как бы она не старалась справиться с эмоциями, но времени было слишком мало. Когда Валиде приподняла ее голову за подбородок, так что могла видеть лицо Тамины и заставляла взглянуть ей в глаза, то легко могла прочитать пусть и не все эмоции, но испуг точно.
- Но как? - Сорвался вопрос с губ, прежде чем Тамина смогла взять себя в руки. "Но как?! Каким образом? Откуда она узнала. И узнали ли? Но почему так говорит? Неужели кто-то выдал секрет? Ах, не мудрено, ведь мы здесь с Катериной не одни из уцелевших ромеев. Сейчас же каждый готов сделать что угодно, чтобы спастись. Что же теперь будет? Возьми себя в руки, Юлия", - примерно такой внутренний монолог вела  ромейка, когда вдруг поняла, что слишком затянула с ответом, а Валиде по-прежнему ждет. Ах, Тамина была бы не собой, если бы не нашлась что ответить, тем более, всегда оставался шанс, что этой женщине не известно всего
-  Простите, Валиде, но не было лжи в том, что я назвалась слугой принцессы Катерины. Разве не всем мы поданные слуги царствующей семьи? - Проговорила она, на сколько могла в этой ситуации спокойно, глядя в глаза Валиде. Удивительно, но эта женщина даже в ее возрасте выглядела так, что многие более молодые женщины могли бы ей позавидовать, истинная женщина, наделенная властью.

Отрицать очевидное было бы глупо, тем более, если Валиде захочет убедиться в своей правоте ей это будет сделать легко. Тамина была уверена, что кто-то ей уже нашептал о том, кем является ромейка, если не всю правду, то хотя бы правду о ее происхождении, так что отрицать было глупо. Да и Айжин, что потеряла практически всю свою семью, действительно могла даже не умышлено раскрыть правду. К тому же могла ли Тамина подвергать подругу свою еще одному испытанию и потрясению из чистого упрямства? Ответ был очевиден, так что ромейка не стала ничего отрицать. Сейчас она просто слушала и внимала - умение, которое особо ярко проявилось как самое необходимое здесь в гареме. Валиде говорила, а мысли Тамины следовали за ее словами. Да действительно ромейские рабыни могли рассказать о Катерине, но разве знали они ее так же хорошо как Тамина, с которой они буквально выросли вместе. Что они могут сказать о Катерине? Разве знают они, о чем она мечтала, о чем горевала? Хотя кому сейчас это нужно. Здесь и сейчас всех этих людей волнует лишь одно, чтобы не стала Катерина причиной беспокойства или не дай Бог неудовольствия Сулеймана. Можно ли было верить Валиде? Можно ли было верить кому-то здесь?  И все же разумом Тамина понимала, что то, что говорит Валиде действительно разумно. Пусть не долго она была в гареме, но уже успела и послушать, и увидеть законы, что суровее, чем при любом дворе: интриги, коварство, смерть - вот что здесь было. Ромейка испытывала отвращение, глядя на эту борьбу за милость султана среди тех, чьих родных не так давно предали жестокой смерти. Сама Тамина не  знала об участи своей семьи. Точнее не ведала она об участи отца и брата, а об участи матери узнала в первые дни, когда увидела здесь в гареме служанку из их дома. Именно она сообщила, что мать Тамины предпочла смерть бесчестию. А ее дочь что сделала? Она отреклась от имени и предала собственного Бога. И упоминание Валидей о тех, кто принял мусульманство из страха, было сродни пощечине Тамире, щеки которой вспыхнули при этих словах румянцем. И кому теперь ей молиться о своем оцте и брате? Аллаху - этому ложному богу, которого она приняла на словах, но не в душе?  Ее Богу, который царил в душе, но от которого она прилюдно отреклась? Не могла она теперь найти утешения даже в Боге и оставалась у нее одна Катерина. Если же она потеряет и ее, то не представляла, что делать дальше.
Что же до рисуемых картин Валиде о том, что они с Катериной в случае неразумного поведения, и если наделают ошибок, попадут на ложе султана, то стоило об этом только подумать, как в карих глазах, что при свете дне подобны темному янтарю, а в сумраке подобны ночи, отразился страх, когда они воззрились на мать того самого султана. Не стоит и говорить, что все остальные возможные последствия, в том числе и то, что может сделать Хюррем, слава о которой ходила по гарему, передаваясь из уст в уста, вселяли действительно ужас. И зная Катерину, Тамина действительно боялась, что та с горя может совершить много глупостей, но и не могла винить ее в этом. Однако сейчас для них во благо, для обеих выжить в этой корзине со змеями. Выбор был очевиден позор и смерть или выживание.  Что ж, может, она юна и не имеет столько опыта как Валиде, но все же она выросла при дворе, где девичьи интриги бывают порою не менее коварны. Наконец, когда Валиде закончила свою речь, а Тамина переварила все услышанное и совладала со всеми теми образами, что нарисовало ей воображение, она заговорила, нарушая тишину
- Я сделаю все, чтобы госпожа Айжин более не знала горя, и судьба ее сложилась лучшим из возможных образов, - и в этой фразе была слышна искренность, без капли лжи, потому что Тамина говорила от души. Просто ее представление о благе несколько не совпадали с представлениями Валиде, но в одном они были едины, если мать султана говорила искренне, это в желании уберечь Катерину от ошибок и новых горестей.
- Но что именно, мне следует делать, Валиде? - Хотелось понять рамки этого "все"

Отредактировано Тамина (2012-01-26 16:07:29)

То, что прошлого было не вернуть, Тамина понимала. Даже если бы Константинополь был вновь отвоеван, разве вернутся все те, кто жил в нем, любил, страдал, творил? Нет, сердце любого города это люди, населяющие его, и это сердце было опустошено и практически мертво, ведь не многим удалось уцелеть. Но все же будущее виделось не среди муслимов, не в гареме,  будущее виделось свободным от османского мира. Уж лучше латиняне с их корыстной верой, чем эти чужеземцы. Но всему свое время и стоит выждать нужный момент, а самым тяжелым представлялось убедить в этом Катерину и уповать на то, что Бог не помутит ее рассудок от горя, а она Юлия защитит ее от всех невзгод и злобных людей, постарается. Уж про подарки не стоило и говорить. Конечно, как только Катерина начнет возноситься над всем, не важно будет ли ей это нужно, но завистницы могут сделать все что угодно, чтобы занять ее место. Опасные подарки, как была наслышана Тамина, так же нередки, как и отравленная еда, удушение шелковой веревкой, изуродование лица и многие другие подлости, на которые способны люди ради корысти.  Даже изворотливый западный ум не придумал столько козней и возможностей избавиться от соперниц
- Я сделаю все, чтобы госпожа Айжин пересилила свое горе и свой нрав, ради общего блага: ее, светлейшего шехзаде и наших народов. Да поможет нам Аллах, ведь не ради себя, а ради благого дела стараемся, - произнесла Тамина спокойно и смиренно, вознеся руки ладонями вверх.  Внутренне же она произнесла совершенно другую молитву: "Знаю, что не смею просить, но помоги Господи не мне, так рабе твоей Катерине, вразуми ее и позволь, обхитрит врагов наших и найти путь на свободу".  Но будет ли легко убедить Катерину, даже если не душою, то словами отвергнуть Бога, как сделала это она сама и сможет ли она толкнуть на этот грешный путь свою подругу, обрекая, быть может, душу ее на гиену огненную? Однако пока есть время и придется быть верной одновременно и с Катериной и с Валиде, ведь если она действительно на их стороне, то у них есть союзник до поры до времени наделенный властью значительной, способной уберечь от многих горестей, а там Бог укажет путь. Судьба повернулась неожиданным образом, заставляя Тамине в полной мере стать участницей дворцовых интриг, которых она всегда так старательно избегала. И, конечно, на первом месте для нее всегда будет стоять верность Катерине, а уж  верность Валиде лишь на столько на сколько это будет выгодно для подруги.
Сердце же радовалось еще и тому, что младший брат Катерины  жив и будет жить, скорее всего, до тех пор, пока, упаси господи,  его сестра не будет ждать ребенка от убийц их родителей. Но ведь есть множество способов этого избежать.  Поистине Тамине было жаль подругу, ведь такой судьбы не пожелаешь даже и врагу. Что ж она поможет, как сможет, главное, чтобы Катерина прислушалась к ней.
- Благодарю Вас Валиде. Лучшая же награда видеть госпожу Айжин живой, здоровой и счастливой, а так же служить на благо царствующей династии,  - ах роль служанки, если не во всем, то во многом смирившейся со своей участью крепко пристала к Тамине и стала практически ее вторым лицом. И все же при мысли о том, что и ее отдадут какому-нибудь муслиму в жены, заставила тень скользнуть по лицу. Радовало лишь то, что Валиде сказала, что если сие будет угодно самой Тамине, а сама Тамина все же рассчитывала не провести свою жизнь целых десять лет, да и вообще обрести свободу в не столь далеком будущем. Надежда, как известно, умирает последней.