Что может делать человек, заключённый в темницу? Стенать на несправедливость судьбы? Ожидать приговора? Умолять? Нет, Саид Бей был не из таких, он молчал, когда ему просовывали чёрствые лепёшки и воду, в конце концов, в пустыне бывали дни, когда он был рад и этому. Только воспоминания о Тамине, о том, как он срывал с неё поцелуи, и как сидела она в его объятиях перед дорогой сюда, гнели его. Ради этого, дай ему выбор, он сделал бы то же самое - и снова вернулся бы сюда. И так, пока он не добился бы своего, или пока его голова не покатилась бы с его шеи вниз.
  Его всё же усадили одного, отделив ото всех. В первый день его усадили было с каторжниками, которых намеревались отвести на рудники, но, когда он едва не устроил побоище голыми руками, стража решила держать буйного льва подальше от других. Хотя там можно было подкрепиться похлёбкой из бобов. Тут не было даже такого. Он и не жалел даже об этом.
  - Вставай, собака!
  Стражник просунул пику, намереваясь ткнуть Саида в бок, но он откатился, и вскочил на ноги. Да что же вы, так совать пику, руки чесались выхватить этот дрын и самому ткнуть стражника в бок, притянуть к себе, вынуть ключи и вылезти наружу. У него есть сабля, можно пробиться, особенно если накинуть кольчугу и колпак. Но он прогнал из головы эти мысли. Саид Бей дал слово, что никогда его оружие не поднимется против аоинов султана, и держал слово. Потому он просто отошёл к стене, спокойно вышел и направился вперёд, сопровождаемый стражем, вверх.
  Солнце ударило в глаза, Саид даже зажмурился с непривычки, страж нетерпеливо подтолкнул его пикой, неаккуратно. Из - под лопатки потекла кровь. Нет, это ты собака, и ты не услышишь, как стонет лев. Даже посаженный в клетку, лев остаётся львом. Ничего не ответив, и прищурив глаза, привыкая к солнечному свету, он направился далее.
  Привели. На него смотрели, он даже услышал тихий возглас "наконец - то я увидел, как ты пал". Кто - то из его недоброжелателей. У него их много, и кто знает, сколько уже успели нашептать султану о нём, пока он здесь. Вот и привели. Саид удивлённо посмотрел на стражника.
  - Нет, я туда не пойду. Там страшно - работорговец открыл рот, насчёт "страшно" сказав с явной издёвкой. Это женская половина дворца, где султан пообещал лишить его головы, если он тут появится. Что ж, видимо, стражу купили, чтобы потом убить Саида и указать, что вот он, шакал, опять прибыл сюда, да не успел, мы с ним расправились.
  - Иди, тебя хотят видеть.
  Руки хоть свободны и ноги, иначе как объяснить, что его убили связанным, тут уж никого не обманешь, Саида нельзя связать, можно только убить. Он прошёл, только вот ему завязали глаза. Он шёл, настороженно прислушиваясь, и, едва он услышит скрип натягиваемой тетивы или лязг вытаскиваемого оружия, будет готов немедля сорвать повязку и продать жизнь дороже.
  Его привели, дверь закрылась. саид снял повязку с глаз. Перед ним сидела жена сына султана, принца Сулеймана. Юная Айжин. Саид недоверчиво посмотрел на неё, потом на накрытый стол с фруктами, почувствовал, как его живот предательски скручивается. Откинув назад нечёсанные космы и стараясь держаться на расстоянии - два дня в душной камере не способствуют благоуханию - он мтоял молча. Он у неё выкрал рабыню, её рабыню и близкую подругу. Что ж, хочется перед казнью высказаться? Он выслушает внимательно, ничего не скажет.
  "Хоть бы пожрать дали перед смертью нормально. Или это новый способ поглумиться надо мной"?

Саид был варваром, он и не был знаком с тонкостями этикета, и, когда Айжин предложила ему еду, он лишь подошёл к столу, там было то, что являлось слабостью самого Бея, это налитый в кувшин щербет, он бы мог и сесть поесть, на сытый желудок и говорится легче, но вот его амбре из запаха подгнившей соломы, крыс и заплесневелых стен удерживали работорговца от того, чтобы сесть рядом с женой наследника. Потому, отойдя обратно в сторону с вожделённым кувшином, он запрокинул голову, и принялся опустошать кувшин большими глотками, с удовлетворением чувствуя, как потекла живительная влага внутрь. Правда, прежде, чем рыгнуть, Саид закрылся рукавом, и сделал это бесшумно. Поставив кувшин, сел, прислонясь к стене, и заговорил:
  - Её красотой? Нет, принцесса Айжин - и, глядя в её удивлённые глаза, пояснил - Таминой я бы хотел обладать, и не только красотой. Её сердцем. Что толку в красоте, если сердце закрыто? Потому я и вернул её тебе, той же чистой и непорочной девой.
  Когда сидишь один, поневоле начинаешь много думать, особенно если нечем более заняться. Всет попадал разве что от факелов, которые горели в подземельи, и ты быстро теряешь ориентир, день сейчас или ночь. Просто во многом переосмысливаешь свои поступки, смотришь с другой стороны.
  - Она не желает моей смерти, но я не жажду жалости. Я всё равно в лучшем случае изгой. Точнее, в худшем, ибо это означает жизнь без неё, раз она не хочет покидать дворец. Я хотел видеть её не рабыней, а принцессой моих земель, хотел почестей и преклонения, чтобы её почитали так же, как и тебя. Чтобы пред ней склоняли головы янычары. Бросить к её ногам всё это. Раз Тамине не нужно всё это, как и моё сердце - я всё равно буду искать смерти. Женить на себе? Да, Шайтан раздери меня в пустыне. Но всё напрасно, я не стану неволить её.
  Саид сам не заметил, как заговорил громче, и остановился. Заговорил спокойно.
  - И она не рабыня. Её участь достойна гораздо большего, чем думаешь ты, принцесса Айжин. Да, я хочу обладать ею, но не против её воли. Султан сказал мне, что мою участь решишь ты, я сказал всё. Харон, наверное, заждался меня.
  Он просто помнил её глаза. Истинные слова можно скрыть под маской, но взгляд не обманет. Саид умолк, не желая более рассказывать о Тамине и о нём. Чужая душа всегда потёмки, и нет резона открывать её, если даже Тамина, как он думал, никогда не сможет перешагнуть через свои убеждения. Отчего он вспомнил вдруг древнюю поэму, что пересказали Саиду?

- А наши воины остаются воинами, и неважно, одарен он милостью или навсегда угодил в опалу. Может, именно поэтому мы повергли древнюю империю, стоящую более тысячелетия на этой земле. Если золото бросить в грязь, оно не станет медью. Если сердце отвергнуть, оно не станет камнем. И лев, даже в цепях, остаётся львом. Тебе, наверное, действительно не понять этого никогда, принцесса Айжин, ибо ты не воин. И, несмотря на запрет, я не думаю, что ты предпочтёшь ей участь рабыни среди прочих невольниц султана, стоящих позади, а не принцессы.
  Саид ответил дерзко и прямо, это риск попасть на плаху за такие слова, от неё зависит сейчас его участь, но оно и так предопределена, Тамина под её покровительством, он изгой, против него сейчас множество недоброжелателей, но это не заставит его преклонить колени и заставить говорить с ней почтительно - заискивающим тоном. Его привели сюда для того, чтобы потом отвести на плаху, как он думал, но Саид уже вспоминал тайные проходы, мимо одного, неплохо замаскированного, он проходил, и пока рано, ох как рано хоронить льва. Он жив, а значит, жива надежда, и всё остальное уже ничего не значат. Его народ, живущий на приграничьи, предан ему, а только потом османам. Искусные воины, среди которых вырос Саид. Он и не жалел о потере милостей султана, этот дерзкий Бей. Он приготовился сказать ещё более дерзкую речь, но слова принцессы остановили его. Ибо следующим она задела его за живое. После речи о том, поможет ли она понять, Саид ответил уже совсем иным тоном.
  - Тысяча благодарностей, принцесса Айжин, ибо ты искренне пожелала мне помощи, и прости, что я отвергаю её. Здесь вопрос только нас двоих, и путь сердца, избранный мною, я должен пройти до конца, неважно, где он закончится. Я, возможно, совершил много зла вам обоим, и готов просить вас обоих простить мне то зло, что невольно или вольно совершил тебе. Но знай, что за твоё искреннее желание помочь мне, которого я не заслуживал, ты получила только что мою лояльность и преданность, и, если я смогу свершить тебе службу, я это сделаю. Да сделает Аллах всемогущий дни твои счастливыми.
  Впрочем, Саид так и не встал на колени. Он не встал бы сейчас даже перед султаном. Единственный человек, перед кем Саид склонил бы колени сейчас, это была бы Тамина. Но её здесь не было.