И снова гнев так же быстро сгорает в Ахмеде, уступая место любви к брату и правителю своему, которому он поклялся служить, и служил всем сердцем, не требуя ничего взамен. Он мог как пылко любить, как и пылко ненавидеть, но не мог быть равнодушным. Его ярость может стремительно исчезнуть, подобно пороху при взрыве. И он заговорил уже совсем другим голосом.
  - Пусть Анна примет всем сердцем веру нашу, брат, и примет её через добродетель и смирение, как и учил пророк наш, ибо, прежде, чем принуждать, не лучше ли убедить её? Я буду учить её нашей вере, брат, она станет частью нашей семьи, как добродетельная супруга моя, но пусть она сердцем примет веру.

  Он часто гневался на брата, но так же быстро отходил, он мог либо любить, либо ненавидеть, но не было места холоду в сердце его, он не мог быть просто тёплым. С жаром он любит, с жаром ненавидит. Вспомнилось, как он ворвался к своему брату тогда, когда он решил оставить его перед походом на Константинополь. Ему донесли волю султана остаться с матерью, стать её утешением. Совет уже давно разошёлся, когда слуга султана доложил волю его. Ахмед тогда вскочил, расплескав пиалу с чаем, он как раз собирался перед походом уединиться с одной из наложниц своих. Но разве останется он в стороне? И поспешил в покои к брату. Ворвавшись, когда Баязет был один у себя в покоях, как сейчас, он громко воскликнул тогда:
  - Ах, значит, вот как! Ты, значит, идёшь Царьград брать, а я, как крыса, здесь сидеть буду? Если меня не возьмёшь - глаза Ахмеда сузились тогда, и ярость особенно сильно загорелась в них - не брат ты мне! Враг ты мне! Я сказал!
  И, выхватив большой кинжал с резной рукояткой, с силой вонзил его в деревянный косяк. Потом двое стражей вытаскивали этот кинжал, с такой силой Ахмед вонзил его. И на следующее утро он получил приказ выдвигаться. Его воины в алых тюрбанах, угрюмые, суровые, закалённые в боях, с радостью приняли его приказ седлать коней и собираться в поход. Жилистые, бородатые, у каждого шрамы на лице или на теле, они шли за принцем туда, куда он шёл, даже на смерть они пошли бы, не задумываясь. И его воины в алом присоединились к огромному воинству, спешащему на запад, принц Ахмед с ними, терпел все трудности похода, засыпая, завернувшись в алый плащ, положив под голову седло, чтобы с утра встать и снова вести людей на Византию.

  - Я прислушаюсь, брат, но сейчас пусть она поймёт меня. Я приведу её в нашу семью, и пусть она радует достопочтенную мать мою. А сегодня пусть вы все порадуйтесь, что моё сердце нашло свою избранницу, которая родит наследника и будущего правителя Аравии, который так же верно будет служить моему племяннику и твоему сыну.
  Теперь пора было прислать за муллой, позвать Анну, и пусть придут только те, кто должны быть. И о свадьбе Ахмед объявит только своим воинам, лично преданным ему, ибо Анна будет их правительницей, перед которой они должны будут опускать головы в знак почтения. Прочие османы, наверное, и не должны радоваться, она не их правительница.
  - И её новое имя будет Джамиля. Прекраснейшая. Или доброта. Это имя толкуют по разному, но она достойна и той добродетели, и иной.
  Молчание, и, наконец, последнее.
  - Я жду тебя, брат, внизу. Вместе с материю, сыном, и его женой. И да свершится сегодня столь важное в моей жизни. Спасибо тебе, брат.