Айжин помнила о том, что Сулейман сказал ей. Она могла быть у него в покоях и не обязательно для того, для чего вызывали всех наложниц. Они могли просто общаться, просто узнавать друг друга и находить компромиссы. Для Айжин это было приемлемым, но после того подарка, что Сулейман преподнес ей сегодня, она готова была исполнить любое его желание. Но прежде всего, ей хотелось быть просто красивой, чтобы он видел, что она не уступит ни одной другой девушке в его гареме. Он был главным шехзаде султана, а значит ... и эти его вчерашние слова о том, что это не должно ее волновать, а ее волновало, еще как.
- Вон ту диадему с драгоценными камнями.
Служанка красиво уложила волосы принцессы, сейчас они лежали крупными локонами и делали ее лицо немного взрослее, а не совсем юной, как если бы они были прямыми, как шелк. Сейчас ей хотелось быть желанной, а не просто его женой, у которой есть главная обязанность перед ним, и перед всей империей.
- И ради Аллаха, найти Тамину! Никто не говорит мне, где она!
Айжин постучала в двери своих новых покоев, и слуга тут же открыл их перед ней. Калфа уже ждала ее в коридоре, чтобы проводить в покои принца.
- Я вижу, что вы одели платье, один из подарков шехзаде?
Спросила Кадфа, хотя Айжин от своих дум вообще ничего вокруг не замечала и только рассеянно кивнула. Но как только слуга открыл перед ней двери покоев Сулеймана, вся смелость куда-то улетучилась, она снова была юной девой, не знающей, что ей делать наедине с мужчиной, а не той смелой девушкой, которая смотрела на нее из зеркала минуты назад. Катерина присела в поклоне и выпрямилась только тогда, когда услышала шелест ткани одежд Сулеймана, что означало, что он повернулся к ней.
Спокойно, просто вспомни, как тебя учил всему Ага.
Она бы отдала мешочек золотых, чтобы посмотреть сейчас на выражение лица Сулеймана, когда она подошла к нему, присела перед ним, слыша только шелест своей юбки от платья, которое было одним из подарков, что принесли утром. Диадема приятной тяжестью покоилась в волосах Айжин, когда она взяла в руки край одежды принца и поднесла к губам. Почему-то сейчас это не казалось ей чем-то необычным, ведь точно также приветствовали ее мать, у всех были свои традиции, и эти были не самыми странными. Катерина продолжала оставаться в таком же положении, пока Сулейман не позволит ей встать, кажется Ага больше не говорил ни о каких других традициях. Немного приподняв подбородок, Айжин часто дышала, чувствуя еще большее волнение, чем прошлой ночью.

И снова она что-то сделала не так. Внутри все сжалось, ей очень не хотелось именно сегодня расстраивать Сулеймана. То, что произошло вчера, осталось уже в прошлом, сегодня новый день, точнее, уже вечер, поэтому начинать все приходилось сначала. Казалось бы, они вчера все обговорили, но сегодня Катерина вновь почувствовала, что опять расстроила шехзаде. Она поднялась, и чтобы снова не расстроить Сулеймана, не стала поднимать на него глаз. Так говорил ей Ага, не подниматься, пока господин не скажет, не смотреть, пока господин не позволит. Столько "не" и все относилось к отношениям с мужем. Почему хотя бы в покоях Сулеймана нельзя было ограничится условиями попроще, ведь так она не понимает, в каком он расположении духа, как смотрит на нее, есть ли в его глазах одобрение, или наоборот, он осуждает ее.
- Я выражаю свое почтение, мой господин, как и положено выражать почтение своему мужу.
Тихо ответила она. Катерина и правда не считала ниже своего достоинства эту восточную традицию, вчера она просто растерялась и позабыла об этом, и Сулейман напомнил ей, что больше терпеть такого не намерен.
- Я хотела выразить вам свою благодарность, мой господин. За то, что вы делаете для меня и моего брата, и за новые покои, и за подарки, они прекрасны. Но если вы хотите, чтобы я ушла, я покину ваши покои.
Уйти после того, как ее в покои проводила сама Калфа?! Где такое видано? Ведь гарем будет галдеть о том, что принц выгнал свою жену из своих покоев, и будет галдеть еще и о том, что больше он ее не призовет.  Трудно было им понять друг друга. Сулейман свято чтил традиции по словам ее матери, а значит он будет терпеть ее столько, сколько потребуется. А когда она родит ему сына, то будет просто растить ребенка в этом дворце и выполнять обязанности его главной жены. Будущее казалось ей запутанным, полным переживаний и самое страшное - полным одиночества.
- Я хочу быть с вами ночью.
Наконец она подняла на него несмелый взгляд и тут же опустила его. Сказала, как он и хотел, как и посоветовал ей утром - "хочешь быть со мной - просто скажи". Сейчас, если Сулейман отправит ее обратно в гарем, полетит много голов, ведь она сообщила, что утром шехзаде сказал, что хочет видеть ее и этим вечером, поэтому наложницы старались над ее образом весь вечер.

Айжин смотрела чистым взглядом в нахмуренное лицо принца. Он снова был ей недоволен, скорее потому, что не понимал, но в том была не его вина, но ее. Принцесса не могла быть до конца открытой с ним, потому что везде видела врагов, убивших ее семью, и сложно было различать их с ним, с принцем, который спас ее и ее брата.
- Сулейман..
Она не могла вспомнить случая, когда вообще называла его по имени.
- На мой народ обрушилась война, моя семья была убита, подруг обратили в рабство, а брат мой такой же пленник в собственном дворце. Меня били плетьми, вся любовь, которой я была окружена, исчезла, как дым. Всюду чужаки, завоеватели, за мной следят каждую минуту, я ни на миг не остаюсь одна, все видят во мне потенциального врага. Все, кроме вас. Вы спасли меня, спасли моего брата, спасли даже моих собак. Лишь рядом с вами мне не страшно, что мне могут причинить зло. Меня не нужно заставлять быть рядом с вами. Но вы часто сердиты из-за меня, это меня расстраивает.
Ага сказал, что теперь только Валиде или жены султана могут наказать ее. Самому султану не будет времени с ней разбираться, если она что-то натворит - женская часть дворца была полностью во владениях Валиде-султан. А Сулейман постоянно сердила на нее. Вчера он рассердился из-за того, что она не сделала того, что сделала сегодня, сегодня сердился из-за того, что она сказала. Возможно он думал, что ей в тягость быть здесь, поэтому его брови были сдвинуты, а улыбку на его губах Айжин видела так редко.
Она многое не понимала, ведь делала все, как учил ее Ага, а Сулейман все равно сердился. А если делала все, как чувствовала, ... замкнутый круг.
- Я не могла и мечтать, что увижусь с братом, эта встреча принесла мне столько счастья, сколько не принесет ни одна из подаренных вещей. И вам нужно кое-что знать обо мне. никакая сила на свете не заставит меня сделать что-либо против моей воли, возможно поэтому Всевышний сохранил жизнь и моему брату.
Она едва заметно улыбнулась, ей хотелось, чтобы Сулейман понял ее, и возможно, впервые юная девушка стала понимать силу женских чар и использовать их.

И снова она упускает все из своих рук, упускает его, и, кажется, он снова сердится. Осудят ли ее за то, к чему сейчас принуждали? Но вопрос нужно было ставить не так. Осудят ли ее за то, что она сама уже почти привыкла к сложившейся ситуации и благодарила Бога за то, что выбрал ей в мужья именно Сулеймана, а не кого-то другого. Это было ее ношей, а может быть, ее благословением.
- Разве не покорна я судьбе своей?
Прошептала Катерина опустив взгляд с лица шехзаде. Сейчас ей хотелось, чтобы он снова назвал ее по имени, а не так, как ее назвали в гареме. Она пришла отблагодарить его, сказать, чтобы он не беспокоился о ее деяниях, направлены они только на мир и покой. А Сулейман снова видел в каждом ее слове подвох, видимо и правда осторожно ища в них какую-то нить непокорности, которая мирно дремала сейчас в принцессе.
- Разве не исполнила я волю султана? Разве не учусь я усердно османским традициям? Я лишь крупица Империи, Сулейман, Империи моего отца, которую скоро забудут. Тебя будут помнить, меня - нет. Традиции, о которых ты говоришь не слишком отличаются от тех, что я знала ранее. Ни я, ни мой брат не сделаем ничего, что может навредить тебе и твоей семье. Хюррем-султан отнеслась ко мне, как к дочери, может на благо тебе, но я чувствовала, как от нее исходит теплота, любовь к тебе. Она говорила вещи, которые я не понимала, как они могут исполниться, но надеюсь, что когда-нибудь они смогут сбыться.
Хюррем говорила о том, что Катерина должна постараться полюбить ее семью и ее сына, также, как когда-то сама Султанша полюбила Баязета, когда любовь коснулась ее сердца, также, плененная, лишенная семьи, уважения, она была простой наложницей, традиции востока были чужды ей. Сейчас она - жена султана, мать наследника, она любима, уважаема своим народом. Но история Катерины иная, она сложнее, в ней больше черных пятен, противоречий. А может, просто своя история всегда кажется насыщенней, сложнее.
- Хотите ли вы еще что-то сказать мне, мой господин? 
Снова это обращение к нему, словно и не было этого очень личного разговора, в котором она стала для него ближе, и снова будто бы еще дальше, чем прежде. Она больше не попросит его подождать, дать ей время привыкнуть, больше не будет говорить о своих горестях, его не должно это касаться. Ее будут уважать в этом дворце, она сама сделает так, чтобы ее уважали. Она - жена шехзаде, хватит бояться каждого вдоха.

Катерина опустила глаза, ей не хотелось смотреть на шехзаде. Впервые после того, как она получила известия  скорой свадьбе она снова чувствовала эту боль, когда что-то делают против ее воли. Сейчас она поняла, что тоже чувство испытывал и принц. ей стало грустно, слишком грустно, чтобы пытаться снова благодарить его за благо увидеться с братом или по этикету поблагодарить за другие подарки. Ей просто хотелось исчезнуть, здесь и сейчас. Во дворце делали все, кажется, чтобы она стала одинокой. Тамина буквально исчезла, ей говорили, что девушку загрузили какой-то работой, Катерина тосковала. Другая рабыня мало говорила с ней, да и желания у самой Айжин не был никакого.
Она присела перед Сулейманом, показывая, что полностью покорна его желанию. Звать рабынь, чтобы те сняли с нее платье было бы совершенно неуместным, поэтому принцесса изловчилась и избавилась от тяжелой ткани, оставаясь в нижней длинной рубашке, быстренько залезла под одеяло и повернулась спиной к столу шехзаде. Через минуту она с потрясением поняла, что слезы текут по ее щекам. 
Уснув беспокойным сном, она проснулась среди ночи от того, что жутко замерзла. Оказывается, дверь на террасу была открыта и холодный ночной воздух проникал в комнату, поднимая легкие занавески. Айжин поднялась с кровати, прошлась босяком по прохладному полу и закрыла двери на террасу. В комнате тут же стало на несколько свечей меньше из-за порыва ветра.  Сперва она подумала о том, что Сулеймана в комнате не было, но потом она увидела его спящим за своим столом. Почувствовав себя какой-то шпионкой, право это чувство было не очень приятным, Катерина осторожно, по возможности тихо, подкралась к его столу. Она сперва хотела коснуться его плеча ладонью, чтобы он проснулся и пошел в кровать, ведь от такого сна тело могло болеть днями, она знала об этом потому, что ее мать всегда жаловалась, когда отец засыпал за письменным столом.
Но взгляд Айжин коснулся плотной бумаги на столе принца. Рука, которой она хотела коснуться плеча Сулеймана, коснулась бумаг на его столе. На каждой из них она увидела себя. Красивый темный уголек рисовал ее не единожды. Вот она усердно выводит буквы пером, подаренным ей принцем. Вот она стоит на балконе гарема, рассматривает наложниц внизу, а вот, склонилась перед принцем возле псарни. На ее голове все та же диадема ее матери, которая теперь не входит в число ее украшений, после свадьбы. Может быть перекочевала в сундуки Валиде. С губ сорвался потрясенный выдох. Она была потрясена даже не тем, что изображена на этих рисунках, а тем, как Сулейман рисовал ее. Неужели он мог изображать так ее, если обременен ею?

Не так давно, но казалось бы вечность назад, она сидела с матерью в саду. Та, заплетала ей косы в красивую прическу, солнце играло в ее волосах, а улыбка и едва заметный прищур глаз делали ее все такой же молодой и красивой, какой ее запомнила Катерина. И казалось, что еще недавно она была совсем ребенком, спрашивала у матери о земных вещах, которые были ей не понятны, о любви и привязанности о том, что разделяет эти два понятия. Мать сказала ей о том, что сначала возникает любовь, и любовь бывает разная, она может быть яркой, как звезда, а может быть спокойной, как гладь океана. Но когда она придет, ты почувствуешь ее. Она изменит тебя, изменит навсегда. А привязанность наступает после, когда ты перестаешь быть нечестной по отношению к своей любви, когда перестаешь быть эгоистичной, по отношению к ней. Тогда она изменяется, эволюционирует.
- Мне ... мне больно.
Катерина словно очнулась от своего испуга, и почувствовала жжение в запястье, там, где Сулейман схватил ее, и только когда почувствовала малую крупицу свободы сделала небольшой шаг назад.
- Я замерзла. Просто поднялась закрыть двери на балкон. А потом ... потом увидела Вас, как Вы спали за столом. Я хотела разбудить Вас, чтобы вы легли на кровать, ведь за столом ... за столом спать не удобно.
Ее речь была сбивчивой, она говорила слишком много, чтобы шехзаде уловил самую суть. Давно пора было бы ей понять, что с мужчинами нужно быть более прямолинейной.
- Я не хотела. Но я ... я не понимаю. Вы обращаетесь со мной так, словно Вам меня навязали, Вы напоминаете мне об этом постоянно. Но сами рисуете меня, словно я занимаю все Ваши мысли. Если так, ... то я совсем мужчин не понимаю.
Она хотела говорить шепотом, почти получалось. Ей не хотелось, чтобы кто-нибудь за пределами этой комнаты мог их услышать. Для всех остальных, шехзаде сейчас снова наслаждается обществом своей юной жены, а на деле же, он просто делает ей одолжение, чтобы ее не сожрал этот дворец, ведь обязательств своих она не выполняет по отношению к своему супружеству. Да и как их выполнишь, если муж спит за письменным столом.

Катерина продолжала вопросительно смотреть на принца, когда он сгреб рисунки в одну охапку, она даже чуть удивилась, расстроилась, потому что рисунки казались ей очень красивыми. Сулейман рисовал будто и не ее вовсе, а какую-то другую девушку, которая была красивее ее. Он рисовал девушку, которая не была в реальности настолько красива, и Катерине не хотелось рушить этот образ, созданный им. В силу своей юности, возможно, она просто недооценивала себя.
Не положено.
Это выражение очень ее удивило. Как это не положено?! Это ведь ее касается, это ее он рисовал!? А теперь снова приказывает идти в постель. Айжин и сама бы это сделала, потому как кажется уже начинала замерзать, стоя босяком на каменном полу. Но она неотрывно смотрела на Сулеймана, на то, как он стремительно отошел к своему ложу. Катерина замешкалась, впервые увидев, как мужчина раздевается. Принцесса так сильно растерялась, что вместо того, чтобы нырнуть под одеяло, она пошла следом, подталкиваемая непонятно откуда взявшейся смелостью. Положив ладони на плечи шехзаде, как раз в тот момент, когда он хотел стянуть просторную рубашку, она сама решила сделать это, дав ему понять о своих намерениях, а позволит он это или нет - уже его выбор.
- Все время слышу, Нельзя, Не положено... Проще сказать мне, что можно, так я быстро научусь.
Она даже позволила себе тихо хмыкнуть, словно подтверждая свои слова.
- Мой отец иногда делился с матерью тем, о чем думал, тем, что обременяло его мысли. И не потому, что ему нужен был совет, просто ей было приятно слушать, и он знал это. И я тоже не хочу быть просто украшением гарема, мой господин. Я умру там, погибну, завяну среди таких же девушек, как и я. В вечной неге, в вечном ожидании и страхе.
Она не сказала ему, что тоже давно мечтает заполучить несколько листков бумаги и краски. Она бы сама их смешала, потратила бы на это весь день, если бы не постоянные уроки каллиграфии или игре на лютне, которая точно ей не слишком давалась даже когда она училась у ромейского учителя. Она просила как-то об этом Калфу, но та тветла привычным - Не положено.
Ей всегда больше давались творческие дисциплины, не требующие особой усидчивости, хотя в каллиграфии она была первой среди новых наложниц.
- Встреча с моим братом, как глоток воздуха, мой господин. И я благодарна.

- Моя мать не видела отца до свадьбы. Мы не слишком отличаемся от вас, мой господин.
Но Катерина всегда видела своих родителей влюбленными, и видела, как страдала мать, когда отец был занят другими делами, а не ею. Конечно, государство превыше всего, а долг женщины - подарить этому государству наследника, исполнить мечту, как они говорили. Нет сильнее счастья, чем быть родителями.
Но потом Сулейман сел на кровать и стал говорить. Тон его голоса подсказал, что он снова устал от ее слов, не привык, чтобы девушка вообще о чем-то говорила рядом с ним. Она была обижена, хотя подсознательно понимала, что не имеет на это права. Но последующие слова шехзаде выбили почву у нее из под ног, и случилось то, чего она никак не могла ожидать. Катерина положила руку чуть выше живота, пальцы сжали ткань ее рубашки, ноги больше не могли удерживать ее, и принцесса села на кровать, смотря на одеяло. 
- Зачем тогда вы делаете все, чтобы я чувствовала себя ненужной и обязанной вам?
Ее шепот практически потряс комнату. Айжин чувствовала, она чувствовала, и это было больно.
- Вы бросаете слова, а у меня внутри все сжимается. Вы делаете что-то приятное мне, и внутри меня бьет своими крыльями райская птичка. Ваши поступки, ваши слова, все это разниться между собой. Вы обвиняете меня в том, что в моем сердце нет для вас места, но не замечаете, что только в вашем присутствии я все еще могу улыбаться.
Катерина понимает, что по ее щекам текут самый настоящие слезы, хотя она обещала себе, что больше не будет плакать, что будет сильной. Но понимает, что открыв Сулейману свою душу, она освобождает эту тяжесть, которая сжимает все внутри, и может быть, даже эта райская птица не будет так мучительно бить своими крыльями внутри нее каждый раз, когда она снова входит в его покои. Раньше она думала, что это страх, ведь принцесса никогда не знала, что значит любить кого-то. Конечно она любила своих братьев, но то, что она чувствовала сейчас было совсем иного рода. Айжин подняла взгляд на своего мужа и кажется впервые увидела его потрясенным, а может, ей просто показалось. Сквозь слезы трудно было разглядеть что-либо, но стирать их с глаз, рискуя уничтожить все то, над чем трудились наложницы, было бы просто глупо.

Он больше не заставит ее плакать, обещание растворилось с воздухе, наполненным благовониями, к которым принцесса уже начала привыкать. Ей казалось, что вся ее одежда и волосы теперь пахнут как-то по-особенному, потому что Калфа, помогающая ей говорила о том, что у каждой гурии должен быть свой запах, свои мази и благовония, которыми будет пользоваться только она. Запахом Айжин стал легкий аромат какого-то цветка, смешанный казалось бы с зимней свежестью, или морским бризом. И вот сейчас ей казалось, что этот самый бриз окатил ее с головой, райская птичка внутри нее взорвалась на мелкие кусочки, осыпая своими осколками все вокруг, врезаясь под кожу легкими покалываниями. Теперь принцессе казалось, что она больна. Губы Сулеймана не были теплыми, сперва ни подарили прохладу, а потом жар. Чувствовать это было по-настоящему волшебным. Принцесса уперлась ладошками в грудь своего мужа, моля Господа, чтобы этот момент не заканчивался так быстро. Мать учила ее пользоваться женскими чарами, говорила о том, что с возрастом она поймет, как сильны они могут быть. Катерина росла, становилась красивой девушкой, училась ухаживать за собой, нежно улыбаться, но никто не учил ее тому, что может происходить в покоях мужа. Наверное эту истину она должна была познать самостоятельно, но не стоит думать, что она была совсем невеждой в подобных вопросах.
- Не отпускай меня, никогда, мой Сулейман, повелитель моей души.   
Прерывисто произнесла она, как только снова почувствовала порыв легкого ветра на своих губах. Ее сердце не было свободным, сама она стала пленницей шехзаде Сулемана и впервые не жалела об этом. Османы подарили ей столько горя, но взамен она получила возможность испытывать эти неизведанные ранее чувства, о которых верещали приближенные к ней девушки по старше.
Она ненавидела его отца, султана, ее гнев был так силен, что жар от него распространялся слишком далеко, что отношение ее можно было увидеть невооруженным взглядом. Но по ее мнению, Сулейман был не такой, он не смог поднять меч на беззащитных, и один его опрометчивый поступок повлек за собой вереницу судеб, и его собственную, которая привела его к этой ночи. Той самой ночью, когда он опустил свою саблю, звезды на небе выбрали для него путь спасителя, и вознаградили.