Народу в садах хана было достаточно много. Но было и удивительно тихо, ибо восточные торжества не обходятся без музыки. Но это, скорее всего, временное явление. Тишину нарушили звуки приближающихся колесниц, сопровождавших роскошную карету, наверно самую дорогую на всем Междуречье. Она была сделана по необычному образцу, и, безусловно вызывала удивление и восхищение одновременно у людей. Золотые же колесницы были выкуплены у Египта. Отодвинув темно-зеленую тюль, украшенную золотистым орнаментом, сидящий в карете мужчина посмотрел в маленькое окошко. И уже были видны маленькие фигуры - люди.
Когда уже делегация из Курдистана явилась, около десяти человек постелила красный ковер, по которому прошелся султан Халил. Он был достаточно высокого роста, крепкого телосложения с аристократичной походкой. Был он одет в зеленого, золотого и красного цвета одеяния. На его головном уборе был изображен Царь-Павлин, верховный Архангел. В руке же Ад-Эзди держал Солнечный скипетр, который, понятное дело, был сделан из золота. И вправду скипетр был солнечным, ибо при свете дня отражал световые лучи. Спереди и сзади сопровождала правителя охрана. Это были смуглые, высокий и уж очень мускулистые парни, хорошо вооруженные. Но вскоре, Халил распустил часть телохранителей, пытаясь не смутить гостей. Люди с удивлением смотрели на султана, а тот в свою очередь не обращал на них внимания. Ему было куда важнее увидеть Баязета и виновников торжества.

Свадьба для Тамины всегда ассоциировалась с радостью. Наверное, от того, что она ждала этого события. Даже сейчас она думала не о песне, которую исполнит, она вспоминала. Вспоминала те пышные торжества в Константинополе, когда было объявлено о ее свадьбе и наследника царской семьи и невеста по традиции должна была быть представлена народу. Всего через два месяца в конце августа, должна была состояться ее свадьба. Тамина действительно ждала этого события, так как любила своего будущего мужа, или, по крайней мере, верила в это. Она представляла платье из парчи, голова и лицо были бы закрыты вуалью. Они бы обвенчались, был бы пышный пир, сопровождаемый песнями, которые писались к таким торжествам специально. А после молодых бы проводили до покоев, где муж подарил бы своей супруге кольцо и пояс. Но, увы, судьбе было угодно иначе. Она словно решила жестоко посмеяться над теми, кто еще недавно был обласкан ею. Добрая мать превратилась в жестокую мачеху. Свадьба теперь для Тамины ассоциировалась с безысходность, горестью и слезами.  Ей было тяжело смотреть на Катерину, которую толкали на нежеланный брак. Она была словно ягненок, которого ведут закланье. Ромейка старалась ободрить, поддержать, как могла, но у нее у самой сердце разрывалось на части. Время так быстро пролетело. Говорят, время лечит. Возможно. Однако сейчас Тамине скорее казалось, что оно не лечит, а лишь учит жить с болью, заставляет привыкать, но они пока не привыкли и не забыли. Время было против них, с каждым днем приближая неминуемое и не было выхода, по крайней мере, пока его Тамина не видела. Все чаще ее посещали предательские, но разумные мысли о том, что возможно им придется привыкнуть к новой жизни. Куда им бежать? У кого просить помощи? Кругом эти нехристи, веру которых она приняла на словах, но не поселилась она в ее сердце. Кто решится помогать беглой принцессе побежденного государства, а после сегодняшнего дня беглой жене сына султана, что покорил Византию? А она. Сможет ли сбежать и оставить Катерину? Ответ был очевиден - нет. Если Катерине придется здесь жить, то и она останется с нею, не бросит. И все же сердце не желало признавать поражения, надеялось еще на какое-то чудо. Тамине все казалось, что вот отворятся двери и ворвутся солдаты, которые освободят их из плена. Но в дверях появлялись лишь служанки, да надсмотрщики.
В этот день полный скорби, ей хотелось быть рядом с Катериной, хоть как-то поддержать ее, не оставлять совершенно одну. Однако все же пришлось ненадолго разлучиться с подругой. Ведь Калфа решила, что Тамина сегодня будет петь. Что ж она споет, споет на их родном языке, на том языке, на котором говорили много веков назад и полный смысл песни поймут только ромеи, причем те, которые знакомы с древними текстами. Главное поймет Катерина ту песню, которую ее подруга вырвала из своей души и облекла в слова.
Периодически Тамина подходила к занавеске на втором этаже, дабы взглянуть на то, что происходит, найти глазами подругу, которой вместе с Сулейманом преподносили дары гости, убедиться, что с Катериной все в порядке, на сколько это возможно в подобной ситуации и что та не наделает глупостей. Периодически Калфа ее оттаскивала, как сейчас со словами
- Да кому ж я сказала! Ты видимо если не плетей хочешь, то без еды остаться на день. Готовься, скоро будешь петь и нечего глазеть, делом займись лучше, - после шла непереводимая игра слов на родном языке Калфы. Тамина вновь возвращалась на подушки, где ей нужно было сидеть и терпеливо ждать. Петь на свадьбе, развлечение, словно она циркачка какая-то или уличная певица. Но все лучше, чем оказаться в положении наложницы. И мало кто из окружающих мог бы сказать, о чем сейчас думает ромейка и что чувствует, да и самой Тамине было трудно разобраться столько мыслей и чувств сейчас было в ней и все они переплетались так сильно, что сразу и не разберешь.

Для каждого день свадьбы - это свое переживание. Для каждого оно значит что-то, понятное только ему одному. Для Султана это дипломатический прием, для матери Сулеймана - праздник, а что для него самого? Он не знал. Он просто понятия не имел, зачем он сидит сейчас рядом с почти незнакомой девушкой, которую видел всего-то пару раз в жизни, почему эта свадьба так всем нужна. Он сам не знает, хочет ли этого, но пути назад просто нет. Поздно поворачивать и что-то менять, когда ты уже сидишь на празднике в честь твоего "кольцевания" и принимаешь подарки. А девушка и сидит и боится, и этот страх Сулейман чуть ли не сам чувствует физически. Чем же он так напугал ее? "Надеюсь, она ответит мне на этот вопрос после церемонии." В этом уж он не сомневался - она была разговорчивее всех тех привыкших к повиновению одалисок, что он видал в родных краях. Но сейчас молчала даже она, находясь в жуткой растерянности. Все вокруг веселятся, танцуют, поздравляют жениха и невесту, а ты просто не понимаешь, каким образом нелегкая твоя судьба тебя занесла. Однако, приличия и традиции существуют для того, чтобы их соблюдать, поэтому все было приготовлено по правилам - Сулейман практически и не видел свою невесту, да и сейчас лицо ее закрывала плотная ткань, а всю фигуру стягивало свадебное одеяние. Красиво, но не слишком ли много загадки? Хотя, не то время, не тот век, чтобы все раскрывать и показывать.
Вот, его всегда учили, что он сын султана, так должно быть, так есть и так будет, и никак иначе. И все почести, подарки и прочее нужно принимать как должное. И не нужно задумываться о том, заслуживаешь ты этого или нет, и нужно ли оно тебе. При своей военной выправке Сулейман всегда обходился малым, поэтому он с почти подлинным безразличием смотрел на все те дары, что преподносили ему - ничего необычного, все то же, что окружало его с самого детства и будет продолжать окружать до самой смерти. Сорок дней и сорок ночей будет длиться этот приторный праздник того, что невинную девушку насильно выдали замуж за него, буквально, сдали в собственность, если учесть права и правила поведения женщин в Османской Империи, а ты не должен обращать на это внимания. Странное суждение.
Пока Сулейман витал в своих мыслях, к укутанной принцессе подошла одна из служанок и что-то передала. Слова ее, однако, не утаились от слуха жениха.
- Я обещал тебе, Катерина, - тихо произнес он, почти незаметно, взглядом давая понять служанке, что той пора удалиться. Да, обещал, но сейчас бессовестно врет. Он даже не посмел, да и не успел, испрашивать у отца почестей для плененных наследников ромейского народа, а особенно для заточенного принца Александра. У султана своя игра, в которой сам Сулейман лишь пешка, и сейчас эта пешка обернула в выгоду для себя решение отца. - Меня нечего бояться. Будь собой... - Он хотел сказать что-то еще, но не успел закончить фразу. Он снова нарушил правила, как и делал все время, что существует на свете, и, кажется, отец это заметил. Склонившись в приветственном поклоне, он успел взглянуть отцу в глаза, но тот, вероятно, был занят более своими мыслями, чем строгим надзором за соблюдением всех традиций. Приняв от султана в дар кинжал, Сулейман вернулся на место, тоже витая в своих думах. Однако, это не мешало ему отправить невесте слегка ободряющий взгляд и едва заметную улыбку.

Вся эта подготовка, о Аллах, султану мало того, что он женит своего сына, он хочет женить и своего верного вассала, и даже пообещал лично подарить ему прекрасную гурию, может, взамен той, что увёл у него Керим, а может, и просто от желания видеть Саида отцом. Так хотелось убежать в самый угол бедного квартала, переодевшись простым нищим, и пройтись по бедному рынку. Он перед отъездом из города пробыл там, просто решил походить один, отделаться от своих сотоварищей по оружию. И ходил, неузнанный, по "болоту", так называли примыкающий к крепостным стенам бедный квартал с крайне запутанными улочками. И там текла жизнь, а что произойдёт, беднота остаётся беднотой при любом правителе, и всё так же будут выходить торговцы, турки не мародёрствовали в городе, это хорошо, что к ним нет той скрытой ненависти, которая бывает к захватчикам. Срубили несколько голов у тех, кто пытался вынести из чужих домов добро, на этом и успокоилось. "Ковры! Ковры! Не проходи мимо! Все краски мира у нас!" - кричал один из торговцев, притом турок, уже успевший обосноваться на базаре, что поделать, купцы всегда ищут новые места для того, чтобы выгоднее продать. "Клинки! Клинки! Не проходите мимо, товар лучшего качества"! "Райские птицы! Хищные птицы! Всё, чтобы ваш сад был наполнен прекрасным пением". Саид даже остановился у множества клеток, где порхали птицы, он любил пение, но тогда он вышел просто пройтись перед тем, как выехать в Оазис Хорала. Отдохнуть от дворца перед тем, как сесть на верблюда и отправиться к себе. "Воин, твои могучие мышцы напряжены. Мы поможем тебе расслабиться". Уличные женщины в полупрозрачных нарядах, с медными пластинами на бёдрах и глазами, подведёнными сурьмой. Уличные жонглёры, развлекающие публику подбрасыванием нескольких факелов, Саид даже бросил в блюдце монету и удивился, когда жонглёр, продолжая работать, поприветствовал щедрого зрителя полупоклоном.
  К шайтану воспоминания! Сегодня праздник, и он не омрачит его своим отсутствием, а может, и встретит достойную Валиде, он ещё раз вспомнил, как она погладила его, семилетнего мальчишку, по его наголо обритой голове, а он расплылся в улыбке от такого внимания матери Баязета.
  На его глазах они выросли, у них рождались дети, вот уже сын султана женится, а он всё ещё тот беззаботный мальчишка, радующийся схваткам, вниманию красивых женщин, красивым песням, и просто пустынным ветрам. Сколько раз он, прижавшись к боку верблюда, пережидал пустынную бурю, а один раз даже принял бой, врагов не видно, появляется незнакомая фигура из очертаний, и ты разишь её, словно неясную фигуру демона из пустыни.
  Теперь не с кем воевать. Надо всё равно остепениться, говорят, в тридцать лет жены нет - и не будет. Султан прав, напомнив ему старую мудрость. И есть ещё одна арабская мудрость ещё со времён халифата. Для одежды выбирай шелк, для дружбы - принца. Принц Сулейман, это уже тебе решать, кто я буду тебе, преданный вассал или друг. Саид поискал в зале принца Сулеймана, но пока не нашёл. Он ещё увидит его, помоги Аллах.

Пока внизу шел праздник, то что творилось на втором этаже можно было назвать - предпраздничной суетой. С одной стороны и здесь начался праздник, но с другой все словно только ожидали его начала, то и дело, пытаясь подглядеть за тем, что творится на первом этаже. Особенно было интересно новеньким наложницам и рабыням, которые впервые в жизни могли взглянуть на османскую свадьбу. 
Тамина же хоть и сгорала от волнения и переживаний за подругу свою, которая сейчас была там одна, но больше решила не подходить к занавескам. Она слышала шепоты, возвестившие, что прибыл султан. Признаться, Тамине было немного любопытно увидеть того, кто разрушил столько жизней, того кого она считала кровожадным варваром. Однако это свое любопытство она переборола.
Тишина же, что воцарилась на втором этаже в мгновение, стоило прозвучать властному голосу, свидетельствовала о том, что прибыла достопочтенная Валиде.
Женщина, наделенная власть, султанша гарема, не смотря на почтенный возраст, не утратила своей красоты, а была подобно хорошему вину, которое с годами становится более изысканным. Айше что-то грозно говорила непослушным девицам, а Тамина поднялась с подушек, на которых ожидала своего часа и приблизилась к Валиде.
- Валиде, - поклонившись, она замерла, потупив взгляд.  Одеяние Тамины не было полно роскоши, ведь ей и не полагалось, она всего лишь служанка, но сами белые ткани, прошитые серебряными нитями, словно говорили о празднике. Валиде заговорила о выступлении, решив сама дать указания. Тамина слушала ее молча и запоминала. Сердце обливалось кровью, когда мать султана рассказывала о том, что будет дальше, что ее Катерине сегодня предстоит расстаться со своей невинностью, принять в себя мужа, который по всем законам христианского мира, не являлся для нее таковым. И это волновало намного сильнее, чем собственная безопасность.  Хотя Валиде делала все, чтобы Тамине не пришлось разделить горькую судьбу наложниц, которые жили в гареме или от которых избавила Хюррем, как шептались служанки. Воистину участи несчастных наложниц султана Тамина не завидовала. Никакое золото мира не стоило того, чтобы лишиться не только жизни в итоге, но и чести перед этим. За такую заботу пусть даже она преследовала, быть может, свои цели, ромейка была искренне благодарна Валиде и не испытывала той жгучей неприязни к ней, какую она испытывала к прочим представителям османской империи, хотя, конечно, и не доверяла ей всецело. Просто мудрость этой женщины, само ее достоинство, которым были пронизаны слова и жесты, не могли не вызывать уважения.
- Сделаю все как сказано, Валиде. И благодарю Вас за защиту не только свою, но и госпожи моей Айжин. Да дарует Вам Аллах много долгих и безоблачных дней, -  Тамина подняла руки согнутые в локтях ладонями вверх, как всегда делали муслимы, когда обращались к Аллаху или поминали его в своей речи.

Безоблачные дни. Куда ей безоблачные дни, когда наследников двое, когда старший женат на плененной принцессе, которой что угодно может прийти в голову, а судя по тому вниманию, что он ей уделяет (а уж поверьте, у Валиде шпионы во всем дворце) она может быть опасной. Но дарует ей Аллах добрый и кроткий нрав, и она сможет когда-нибудь стать самой могущественной женщиной в империи, к которой будет прислушиваться ее же сын. Иногда казалось, что Валиде единственная, кто еще удерживает гарем от полного хаоса. Две жены Баязета, казалось бы одинаково любимы им. Красивая Хюррем и изящная и не менее красивая Махидевран, никто не спорит, что именно вторая была любимицей Валиде. Но Аллах не даровал ей сыновей, только красавицу дочку, чья жизнь должна быть подобна рассвету, свежей, нетронутой, счастливой. Да дарует ей Аллах подобную жизнь.
- Я держу свое слово, Тамина. С любой проблемой ты можешь прийти ко мне, просить у меня. Иди же на балкон, мой внук покинул праздник, скоро рабыни уведут твою госпожу. Не бойся о ней, Сулейман будет мягок и терпелив.
Скорее пустые обещания, чем действительность. Любой знал, что муж потребует у юной жены то, что ему полагается, а принцессе придется отдать ему это. Ведь праздник на следующее утро состоится в гареме, где юная Айжин будет главный действующим лицом. А кровь на простыне принесут Валиде, и если простыня будет такой же белоснежной, ей придется поговорить с принцессой. Такое было сплошь и рядом, сама Валиде, будучи юной девушкой, не отдалась султану в ту ночь, когда ее привели к нему. Великий Муххамад был таким терпеливым, таким уступчивым, но только в первую ночь. Она думала, что ее больше не призовут к нему, но во второй раз противится натиску великого султана она уже не смогла. Воспоминания ранили ее сердце, она скучала по своему мужу, хотя женой его была лишь формально.
На сердце Валиде было неспокойно, хотя кажется никаких причин для беспокойства быть не могло. Все складывалось как нельзя лучше.

Примерная песня Тамины без мужского голоса

Ах, если бы она действительно могла прийти с любой проблемой к Валиде. Хотя прийти-то она могла, но кто сказал что с любой проблемой  Валиде поможет. Тамина не была глупа и не питала иллюзий понимая, что помогать  ей будут пока это выгодно и пока эта выгода будет больше ущерба.  И как же она могла не бояться о ее Катерине, ведь та скоро останется один на один с тем, кто еще не так давно безжалостно проливал кровь их земляков, а быть может и их родных. Для Тамины Катерина всегда будет оставаться младшей подругой, сестрой пусть и не по крови, которую нужно оберегать. И ей Богу, если этот осман обидит  ее подругу, Тамина ему точно змею в постель подкинет в следующую ночь, не убьет, так хоть помучиться заставит. И уж поверьте эта ромейка могла подобное сделать, если дело касалось любимых ею людей.
Однако теперь действительно было пора отправляться на балкон и исполнить песню, что и сделала Тамина, присев в почтительном поклоне перед Валиде прежде. Однако веселить собравшихся совсем не хотелось, да и разве может она петь что-то торжественное, когда на сердце так тяжело и грустно?
Говорят, веселья тоже бывает много. Самыми лучшими свадьбами считались те, где грусть переплеталась с радостью. Не даром большинство песен, когда провожают невесту, полны грусти, а у родителей наворачиваются слезы на глаза. Приятная грусть, которая так уместна среди веселья. Заканчивается прежняя жизнь, начинается совершенно иная. Сегодня заканчивалась жизнь прежней Катерины, начиналась новая жизнь новой Катерины - Айжин. Невеста, а теперь молодая жена поднялась, ознаменовав тем самым для Тамины, что пришло время спеть. Музыка столь знакомая подруге, музыка той песни, под которую провожали невесту из дома, последняя грусть в ее жизни, так считалось. Песня под которую должны были проводить Тамину, вверяя ее судьбу мужу. Хотя ромейские женщины обладали достаточным количеством прав, порою были защищены более мужчин.
Тамина всем сердцем желала, чтобы и для ее Катерины это была последняя грусть, но сомневалась в том. Слова же песни на языке древнем и вряд ли понятном чужеземцам были положены на музыку. Слова о их родине, о тех событиях, что произошли, слова в которых оживали их родные и близкие, словно Тамина говорила "живи дальше и будь по возможности счастливой, но помни". Кому она это говорила себе или Катерине? Наверное, обеим.
Расположившись на балконе второго этажа, за занавесками, ромейка услышала первые ноты, столь близкие сердцу и вскоре к музыке присоединился ее голос. Постепенно перед глазами исчезали новые убранства зала, исчезали люди, а на их месте из глубин памяти появлялись лица тех, кого она уже, наверное, и не увидит. Зал преобразился и принял прежний вид. Она вспоминала как впервые вошла сюда, будучи еще маленькой, вспоминала как они с Катериной задорно смеясь убегали от нянюшек, пряталась за колоннами здесь, когда  кроме стражников никого и не было. Вспомнила, как  медленно прогуливалась по дворцу со своим женихом. В своих воспоминаниях она уносилась все дальше, словно следуя за песней, растворяясь в ней. Картины сменялись одна другой и в этих воспоминаниях она была счастлива.